Графоман

За внешний антураж семидесятых отвечают массивные темно-зеленые скамейки с загнутыми верхним и нижним краями (на них и выпивают, и плачут, и целуются) и двери синего троллейбуса, вмонтированные в стену задника. Но они не слишком-то будоражат память. А вот что работает железно, так это пробойное лирическое обаяние Сергея Бызгу — артиста с далеко не геройской внешностью. Он местами — когда от его отчаянной неприкаянности и одинокости не отвлекают вопли «под Пугачеву» ресторанной певички или самодеятельный залихватский капустник — прямо-таки реанимирует самого Володина с его неловкостями, стыдливостью, косноязычием, которое пропадает, стоит только инженеру по технике безопасности Мокину начать читать стихи (так заики перестают заикаться, когда начинают петь). Во втором действии появляется второй лирический монолог. Хотя ничто не предвещало, что безупречно причесанная, экзальтированно-искусственная, прозаично-успешная Галина Анны Вартаньян — такой её видит Мокин — вдруг окажется сестрой героя по одиночеству, женским вариантом графомана с ранимой душой.